ОБНАЖЕНИЕ ФЕМИДЫ
- Введение в проблему
Критика текущего судопроизводства стало общим местом со стороны либеральной мысли как статья обвинения «системе», что принуждает нас перехватить инициативу и заменить огульность детальностью и методичностью анализа.
То, что правовая система переживает предмодернизационные времена, озвучивает в кулуарах и само правовое и судейское сообщество. Но сомнения не выходят за пределы корпорации, накапливаясь до взрывоопасного состояния. И возникает ситуация, когда сама корпорация не может себя модернизировать в силу крайней замкнутости и полувоенной дисциплины, все дальше дискредитируя себя и давая поводы противникам страны для её слома.
В этом контексте наиболее странно выглядит академическая практика судейских чинов. Диссертации, которые пишутся и защищаются, проходят ВАК, имеют одну особенность – там ничего не просто нет, а не должно быть нового – это реферат на 300 страниц. Член корпорации не может вообще даже на полслова выйти за пределы нормативного пространства. Прочитав однажды по одному вопросу пять кандидатских и две докторских, я погрузился в глубокую печаль – у авторов почти нет отличий, бесконечное цитирование одного и того же и друг друга. Поэтому ответственно можно заявить, юридическая наука сегодня отсутствует полностью. А значит перспектив внутреннего преобразования нет.
Что это значит?
Это значит, что преобразования пройдут извне. В этой ситуация есть два варианта: 1. разрушительный 2. модернизационный. Первый вариант демонстририрует ислам, спокойно и повсеместно сметая светское судопроизводство как лживое, а главное – неэффективное.
Поэтому правовой корпорации придётся присмотреться к своим союзникам, которые склонны к модернизации, суть которой оставить лучшее, нарастив недостающее. Таковым союзником является Тринитарная Доктрина Права, в том числе в части судопроизводства.
- определение проблемы
Мы вскрываем политическую основу современного судопроизводства не как факт, а как недостаток, поскольку политизация судопроизводства провоцирует непрофессионализм, а защитительно-репрессивная природа как функция защиты сугубо государственных интересов — односторонность, а затем системный перекос, прекращающий разговор о справедливости самого явления. И дело даже не в судебных ошибках, а именно в сознательных судебных перекосах, которые перерастают в тенденцию. А ведь речь идёт о последней инстанции истины. При этом судопроизводство называет себя правосудием, что только нагнетает противоречие.
Цитата. «… становление новых организационных структур местного самоуправления в области идет сложно и противоречиво, во многом из-за незнания или непонимания этого сложного социального явления практическими работниками и юристами. К сожалению, в практике имеются и серьёзные судебные ошибки, на исправление которых потребуется время». (Саламаткин. А., первый заместитель председателя законодательного собрания Челябинской области, доктор юридических наук, профессор // Миасский рабочий. 1998. 19 июня).
Напоминаем, что судебная ошибка в сознании подсудимого квалифицируется как преступление судьи против подсудимого, после чего мы получаем массовый криминалитет, настроенный против верховной власти. Если в повести Пушкина «Дубровский» судебная ошибка, несправедливость сделала из одного законопослушного гражданина лесного разбойника, то массовые ошибки из леса выводят уже массы дубровских. Последний исторический пример – массовое участие осужденных цеховиков в свержении СССР.
Напомним, что во всех переворотах участие криминалитета, имеющего на руках личные основания для обид в сторону системы, огромно. Это значит, что неэффективная судебная система производит порох, идущий в основание всех грядущих взрывов и переворотов в стране. Это значит, что если не будет даже надежды на преобразование Последней Инстанции Истины, то перевороты будут успешными и для России катастрофическими.
- рабовладельческая Фемида
То, что современное судопроизводство имеет древний источник, интересно, однако надо понимать, что не всем ручьям бесконечно быть ручьями, нужно и реку дать. То, что мы живём до сих по рабовладельческим правилам древних Греции и Рима, приправленного Кодексом Наполеона, захватчика и кровавого тирана, меня лично удивляет. Это ведь сразу изобличает процесс, подчеркивая, что в нём будет изначально правый и изначально виноватый.
Но своё удивление я начну разворачивать с символа этого рабовладения – Фемиды, почему-то названной Справедливостью. Моя просьба объяснить, хотя бы что-то из этого символа, натыкается на глухое непонимание юристов, которые воспринимают Фемиду как мультипликационный, почти несущественный атрибут своей деятельности. И напрасно.
- почему правосудие слепое?
1.
Аллегория правосудия известна: это женщина с завязанными глазами, держащая на вытянутой левой руке весы, а в правой меч.
Эта аллегория вызывает ряд вопросов.
Вопрос 1. Почему героиней аллегории является именно женщина? По роду слова – справедливость (женский род)?
Не слишком ли легкомысленно опираться на грамматический принцип в построении аллегории? В конце концов, Право – среднего рода, Суд – мужского, Правосудие — среднего.
Можно сказать, что родовая путаница пошла с греко-римских времен. Однако разница не столь велика. В любом случае, зачем уподобляться ошибке?
Ведь существеннее в этой аллегории то, что женщина – слабый пол, причем, если её оценивать именно с позиции силы ума, интеллекта, именно с позиции логики – того, что ложится (должно ложиться) в основу доказательства в процессе судопроизводства, то символ сразу вызывает недоумение. Традиция всегда настаивала, что каждый занимается порождением по призванию: женщина вынашивает новые миры и жизнь в животе, мужчина – в голове. Одно с другим не всегда совмещается.
В древности женщина не имела права судить, причём греко-римские времена это не просто исключение, а правило – женщин среди судейских не было. Она была погружена, как правило, в дела семьи, воспитания детей, то есть не имела социальных навыков и знаний. У неё долго не было избирательного ценза, её не принимали в серьёзные жреческие команды. Иначе говоря, всёго, что касается власти, управления, она была лишена. В лучшем случае, её давалось остаться у власти путём династических неурядиц. Но это было скорее недоразумение. На одну Хатшепсуд приходились четверо Аменхотепов, на Марию Стюарт десятки Карлов и Генрихов, на двух Екатерин десятки Александров. Как правило, женщину ставили у власти переворотчики, видя в ней именно слабое звено, позволяющее им участвовать во власти.
Далее, сама история показывает, что и права голоса она имела нечасто. Так в чём же дело, откуда взялся символ? Кто его сочинил и зачем? Какие смыслы, в том числе тайные, заложены?
Начнём с простого. Женщину — оплодотворяют. Она в своей природе носитель плода. В этом ее колоссальная миссия. Но когда осуществляется эта миссия? – Когда она оплодотворена извне – силой мужского начала. То есть женщина дает плод, да только не свой, а тот, который зачнут извне. Разве внешнее вмешательство не намекает (пока намекает!) на изначальную несамостоятельность суда.
Какой смысл в таком символическом карт-бланше? Ответ прост: дело не только в заигрывании с женщинами, а самыми «лишенными» слоями населения – с тем, чтобы представить справедливость для всех, для самых низких уровней иерархии. Налицо простой символьный популизм, поскольку женщина остается несвободной от своих главных жизненных обязательств.
Вопрос 2. А почему женщина – молодая? Почему не изображена женщина опытная, в возрасте. Только ли из эстетических соображений? Есть подозрение, что это намёк на девственность, то бишь непорочность. Но так как этого никто не проверял, вопрос о молодости остается вопросом толкуемым. В конце концов, причём здесь половая полноценность или неполноценность, если нужна именно умственная полноценность, способность с суждению.
Красота молодости – в символе имеет понятное значение сделать символ судопроизводства симпатичным. Но именно эта молодость подозрительна в судьбоносных делах, так как ответственность за чужие судьбы – дело серьёзное. Может быть, Фемида молода именно потому, чтобы молодость по наивности вообще не разбиралась в вопросах, чтобы как раз не совала нос в чужие судьбы и не задумывалась о них? То есть молодость и наивность тоже трактуется как отстранённость для объективности? Тогда надо к символу привлечь новорождённого, чтобы «объективность» была совсем безупречной.
Вопрос 3. Почему у женщины завязаны глаза? Любой юрист бросится доказывать, что этим подчеркивается объективность, неподкупность судопроизводства. Мол, ценность имеют только аргументы, которые кладутся на чаши весов двумя сторонами.
Сильно.
А теперь посмотрим повнимательнее. Лучше при помощи эксперимента. Возьмите весы. Скажите, как можно повлиять на баланс весов на вытянутой руке? Никак. Хоть завязывай глаза, хоть не завязывай. Если есть риск, что судья подложит что-то в чашу (или придержит ее), то тогда завязывать нужно не глаза, а вторую руку. Но завязаны глаза. Зачем? Напротив нужны глаза, чтобы педантичнее видеть, что кладут на весы участники процесса.
Но глаза при всей очевидности нашего соображения завязаны. Может быть, есть иной умысел? Представляем дальше. Завяжите глаза. Вам на весы положили камень. Вы знаете, что вам положили на весы?
Нет.
Поняли это? Нет. Камень положат неслышно.
А если вам положат камень, а скажут, что положили слиток золота, как это узнать, как различить камень и слиток? Никак. Их же не видно. А что есть? Только вес.
Но ведь вместо аргументов можно положить что-то другое! Именно качествоположенного Слепая не видит. Не правда ли, определение решения на вес, количество, а не на качество – странная установка. А кто тогда должен различать камень и слиток, если Слепая не будет этого делать?
Получается интересная картина: завязанные глаза подчеркивают вторичностьучастия самой фигуры в судопроизводстве. Тогда судит – на самом деле – кто-то извне. И именно Тот-Извне и есть реальный судья, а Слепая только статист. Чего же она тогда символ?
Но это еще не всё.
Представьте, вы начальник токарного цеха. Поставили слепого за токарный станок, дали ему деталь. Слепой ее испортил. Скажите, какая будет реакция у сотрудников цеха? Они разведут руками и скажут: ну что делать, он же слепой. Иначе говоря, ответственность за брак будет со слепого снята. Не подозрительна ли с этой точки зрения установка сделать Правосудие Слепым? Получается слепота судопроизводства как шаг к безответственности – изначальный замысел, зашитый в символ.
Слепой всегда дешевле. Аллегория скорее намекает на механизм устранения ключевого свидетеля при его наличии, а не на символ справедливости. Символ подчеркивает не только внешнее, но внутреннее качество судьи – его полную вторичность и полную несамостоятельность существующего судопроизводства от некоего внешнего зачинания, оплодотворения, а значит и безответственность.
Вопрос 4. Является ли слепота гарантией объективности и справедливости?
Итак, почему справедливость быть лишена какой–то функциональной части тела? Для справедливости наоборот нужно напрячь все чувства и мысли, чтобы рассмотреть всесторонне проблему, чтобы восстановить путем суда справедливость.
Нам возразят, что слепота выступает не символом справедливости, а объективности Суда, которому нужно вести суд, невзирая на лица. Хорошо. Почему залогом (и символом) объективности выступает именно слепота? Почему объективность слепа? Ведь слепой никак не сможет определить качество объективности. Ему можно вместо нее подсунуть все, что угодно. Слепота как раз знак беспомощности, слабости, потери ориентации в пространстве. В конце концов, кто-нибудь хоть раз видел слепого судью? Аллегория должна же иметь хотя бы какие–то черты сходства. Нет, он будет забракован как проф. непригодный человек.
Слепой делает слепые действия или действия вслепую. Слепой не может обойтись без чужой помощи. А вот именно эта помощь может быть небезвозмездной!
Что напоминает такой слепой? Совершенно верно – марионетку, которым движут чужие руки из-за кулисы. Иначе говоря, глаза слепого находятся за кулисами суда.
Но важно, что если немощные органы подчёркивают объективность, то она должна быть ещё и глухой, и немой. Немота – гораздо более «весомый» в этой логике признак справедливости. Тогда надо завязывать рот. То есть для пущей достоверности полной непричастности к процессу, она должна быть еще и глухая и немая.
Вопрос о немоте имеет своё важный аспект, поскольку ртом произносится не только приговор, но и определяется время течения судопроизводства. Насколько это принципиально, давайте посмотрим. Есть две стороны. Одна сторона кладет на чашу аргумент, другая — аргумент, первая — два, вторая – один, первая – два, вторая – один, первая – два, вторая готовит пять аргументов и вдруг звучит стоп! Процесс заканчивается. Обратите внимания, какое значение имеет момент окончания процесса! Его можно прекратить в любой удобный для какой-то стороны момент! Почти произвольно.
Так вот, крайне важно, кто говорит «стоп». А если женщина немая, она не говорит «стоп».
Но тогда если осмыслить аллегорию еще глубже, то возникает сокрушительный вопрос: а зачем вообще нужна эта женщина? Ведь весы можно с таким же успехом повесить на любой крюк и укладывать в чаши аргументы.
Вопрос 5. Почему взяты только два символа – Весы и Меч и что они обозначают?
1.
Весы – символ измерения, учёта. Меч – символ физической, военной силы, в негативном смысле насилия. Вообще быть уверенным, что женщина этот меч хотя бы поднимет, нельзя. Но если с мечом все ясно – он был трактуем так всегда, то с весами напротив: непонятно, почему весы превратились в символ объективности в системе однозначный решений в парадигме права-вины (только-прав и только-виноват). Зачем вообще две чаши для изначально однозначного решения?
Ещё раз. Задайтесь простым вопросом: почему мера веса превратилась в символ объективности в одностороннем судопроизводстве? И у вас не найдется ответа. Ведь объективность никогда не касается выбора между двумя, она определяет меру участия (здесь — вины) каждого в Целом.
Если же касаться аргументов, то исчислять аргументы по количеству – просто забавно. Не всегда количество аргументов заменит качественный аргумент! Зачастую один малый аргумент может попрать сто значительных, но фиктивных.
Вывод. Весы для определения качества аргументации непригодны.
Если произойдет предварительная экспертиза каждого аргумента и они будут уравнены, то только после этого есть смысл идти по пути их количественного подсчета.
2.
Меч – символ насилия. Не силы – а именно насилия, потому что сила бывает разная. Меч – символ военно-политической силы. Шире – физической силы. Мы не оцениваем эту силу, мы ее только определяем и намекаем, что военно-физическая сила в качестве ключа к правосудию выглядит совсем странно. Если не странно, то не надо это называть правосудием, а так, как есть — репрессиями. Опять-таки без оценок. Не это ли главное? Может быть, Правосудие только поэтическая аллегория Политического Насилия?
3.
Нам возражают, мол, аллегории условны. В конце концов, судья принимает решения, слушая аргументы, а не изучая их по весу. Однако аллегории создаются не просто так. Аргументы действительно проверяются на вес, вернее, на весомость. Есть понятие тяжести вины, значит понятие весомости не уходит из судопроизводств, и совсем не случайны символы весов – измерителей веса аргументов.
Далее, а кто сказал, что аргументы воспринимаются ушами? Ушами слышится массив слов, но их вес проверяется именно в мозгу. Но если аргументы кладутся без проверки на качество, то аргументы проходят мимо Судьи. Как же он будет принимать решения без анализа аргументов?
Получается, и анализ аргументов – это не его дело. Его дело зафиксировать – положить на весы то, что принесут и положат, а он, как статист, отчитается: вес принят! У такого-то аргумента вес больше.
Интересно следующее. Кто принимает этот вес?
Снова понаблюдаем. Если весы устроены так: на одной планке – кольцо, на котором укреплена другая планка с чашами по краям, то непонятно, чья же чаша перевесила!
Иначе говоря, у слепой женщины с весами на вытянутой руке нет даже тактильных (сенсорных, телесных) ощущений, чтобы понять, какова разница веса на чашах! Она чувствует только изменение тяжести в одном – планке, на которой висят чаши. Кто же будет смотреть на эту разницу и принимать решение на основе этой разницы?
Но главное другое: одна из чаш – проигравшая – на весах вообще не имеет смысла. Так как по второй чаше никогда не принимается решения, она не нужна. Получается, вторая чаша – лишь имитация. Она не нужна. По логике одностороннего решения – только в одну пользу — должна на весах остаться только одна чаша.
Это значит, что весы в руке Фемиды просто обман, знак имитации судопроизводства.
Вопрос 6. Почему обессмысливаются весы? В аллегории со Слепой, которая решает судьбы людей, интересно еще и другое. Интересна простая арифметика, которая выводит на вопрос: есть ли закон сохранения Права и Ответственности в судопроизводстве?
Вот две чаши – спорящие стороны: Сторона А и Сторона Б. Чаши в ходе следствия и прений наполняются аргументами. Обозначим аргументы, хотя бы признанные в ходе следствия и прений, по формальному количеству (цифрами). И сделаем вывод, который на обозначили выше — нужны ли в таком судопроизводстве весы вообще.
Итак, у одного аргументов 7, у другого 4.
У первой чаши – больше. Он победил.
Но это же не абсолютное большинство! Тогда почему судья принимает решение только в одну сторону? Ведь плюс три – тоже вес!
Получается, безразлично количество и качество аргументов, их должно быть простое большинство. Ничего себе, правило судопроизводства! Если один прав, то прав во всем без исключения? Но ведь плюс три у Стороны Б есть минус для Стороны А!
Почему побеждает одна сторона тогда, когда возникает мера правоты и неправоты одного и другого? Почему у виноватого не признаётся мера его правоты? И куда девается мера его правоты, когда его всё-таки осуждают? Получается, виноватый забирает с собой всю ответственность за двоих – себя и выигравшего!
И ещё: получается, накопление аргументов бессмысленно, потому что отбирается какой-то один, решающий.
При наличии некоего решающего аргумента судопроизводство, как чаша сбора аргументов обессмысливается. Она выполняет только декоративную роль.
Современное судопроизводство построено на принципе козлов отпущения (грехов=вины). Не на восстановлении справедливости (где каждый имеет меру своей вины и ответственности, и соответственно, каждый компенсирует свою часть потери справедливости), а сбрасывании проблем, вины на выбранных (подставленных, подставившихся), так называемых козлов отпущения — виноватых. О них ниже, но ясно одно, что козёл отпущения берёт на себя двойную вину.
Вопрос 7. Если Судья все-таки принимает решения, то где третья чаша?
Если Судья принимает решении, значит вводит свои аргументы — тогда где третья чаша на весах – чаша Судьи? Её нет.
Вопрос 8. Почему на Слепой надета тога, и почему тога – белая?
Тога – цельное полотно, в котором нет карманов. Если нет карманов, значит невозможно получить взятку. Тога подчеркивает неподкупность Суда. А вы никогда не думали о том, что незачем подкупать того, кто уже куплен и поставлен выполнять функцию как наёмник? Карманы просто не нужны.
Формально, белая одежда – знак чистоты, соответственно знак чистоты помыслов. Но белые одежды есть одновременно знак отсутствия земной жизни, уход в мир иной. Уход – отход от земной заинтересованности, земной привязанности.
Белая тога подчеркивает отсутствие Земной заинтересованности Правосудия. Это намек на божественность правосудия. На его присутствие.
Возникает вопрос: зачем слепая женщина с ненужными весами, если Бог рядом? Зачем нормативные акты, зачем мечи, если есть всесильная с чистыми помыслами величина, способная к любому Правосудию?
Ответа два: либо белая тога – способ скрыть репрессивно-политический смысл суда божественной поэтизацией, либо подчеркивается непривязанность Суда к земным реалиям и нуждам, чтобы подчеркнуть незаинтересованность.
Вопрос 9. Почему рука, держащая весы – левая?
В какой руке логичнее держать символ справедливости? Разумеется, в правой. Правый суд должен быть в правой руке. Но аллегория Права – весы — в Левой руке. Почему?
Есть такой ответ: потому что в правой – меч. Меч удобнее держать правой.
Тогда что важнее в этом всём – весы или меч? Мало ли что удобнее – важно, что выражает суть!
Если право – в правой руке, оно и выражено мечом, то нет двух мнений – право отождествляется с насилием. Не с силой аргумента, а именно с силой меча. Аргумент отходит на второй план. А, может быть, отходит вообще. Этим подчёркивается карательность судопроизводства. Главное – не судить и придти к объективности и справедливости, а главное – наказать.
Если наложить слепоту на меч, то получится, что тот, кто приходит извне и приносит жертву, сам манипулирует весами и даёт команду руке с мечом – сечь. Ведь сама женщина не видит, что сечёт. Но видит тот, кто подкладывает жертву.
Отступление. Самую точную живую копию нашей аллегории правосудия предложили французские якобинцы времен французской революции и их изобретатель папаша Гильотен, по имени которого названа была самая кровавая «законная» мясорубка в истории – гильотина.
Это был именно слепой механизм — острый нож (меч) который действовал почти автоматически – под собственным весом легко опускался на голову подложенной жертвы.
За Слепой Женщиной-с-мечом прячется обыкновенная гильотина.
Гильотина мягко заменила меч. Получается, слепая женщина должна быть изображена с гильотиной?
Аллегория должна быть переименована не в женщину с весами, а в Слепую-с-Мечом.
Многие говорят так: во второй руке просто что-то должно быть. Мы отвечаем: а почему весы держать обязательно одной рукой? Ведь лучше не привязывать другую руку, а заставить держать весы обеими руками! тогда будет решена проблема.
Вопрос 10. Почему Богиня Установления переименована в Богиню Справедливости?
Слепая Женщина с Мечом и Весами называется Фемидой и определяется как Богиня Правосудия. Это недоразумение.
Слово «Фемида» происходит от греческого слова тема – Установление. Фемида – от греческого Themis (Themidos). Тема – от thema– установление, положение. Чередование греческого «ф» и «т» известно, тем более, происхождение этой богини может быть связано с богиней охоты АрТемидой -молодой и вооружённой.
Идеи права в слове «Фемида» нет.
Но она так названа!
Это значит, что авторам этой аллегории нужно было одно – показать, что их любое установление справедливо.
Но самое интересное не то, что сделали греки, а то, что эта аллегория, мифологическая по происхождению, осталась (кто оставил?) осталась символом отнюдь не аллегорических действий.
Вопрос 11. Почему справедливость отождествляется с равенством и что из этого следует?
Итак, справедливость трактуется как слепое насилие без учёта заслуг человека. Это трактуется как высокая беспристрастность, неподкупность. Все равны перед слепотой и мечом правосудия – так можно определить эту логику.
Эта же логика подтверждается идеологией, стоящей за Слепой-С-Мечом: все – равны перед слепым мечом. А так как жизнь, её качества, динамика не делает нас равными, то необходимо выравнивание – для эгалитарной справедливости. Но что за этом кроется?
При уравнении не учитывается мера заслуг, но учитывается мера преступности. Но если хорошее не измеряется, а плохое измеряется, то почему?
Ответ простой – «правосудие» не должно судить – оно должно всех опускать. До нуля, вернее, до единицы. Тогда почему это опускание, пренебрежение к заслугам объявляется справедливостью? Кто уравнение сопряг со справедливостью?
Ясно одно, кому-то нужно лишить человека прав наработанных и увязать с правами кем-то данными: если я дал тебе права — они есть, если не дал – их нет, что бы ты ни делал. В чём здесь тонкость? Тонкость в простом: если я дал тебе права, то я их собственник. Если собственник, то я всегда их могу забрать, вернуть обратно, лишить тебя прав!
Борется за равенство некий узурпатор прав человека.
При этом он пользуется главной проблемой: неспособность многих обществ управлять неравенством. Неспособность управлять жизнеспособным неравенством – обращает людей к самоубийственной идее равенства, которую реализует судопроизводство.
Неспособность выдвинуть системный подход в качестве ключа, неспособность упорядочить Уровни Сложности Системы, определить Профессиональные Сферы Деятельности как каналы законной и ответственной карьеры приводили к тому, что сложное обращалось в хаос, хаос в взаимоистребление. Тут и появлялись эгалитарные (уравнительные – egalite, франц.) идеи и меч Александра Македонского, разрубающего, упрощающего сложный узел крестьянина Гордия как форма реализации упрощения. Обратим внимание на то, что меч как символ упрощения используется не только в символе Слепой.
Именно в этот момент появляется идея справедливости – высочайшая идея, которая используется для подлога. Она играет на чувствах масс, которые в критических случаях всегда стремятся к упрощению, но поданному как справедливость.
Справедливость как равенство упрощает сложность и даёт мощную иллюзию решения накопившихся проблем. Надо сказать, в древности и сейчас это насущная проблема. И тогда зачастую не было сложных и логичных механизмов решения сложности, так и сейчас.
Стремление решать сложные проблемы простым путём стало залогом успеха доктрины уравнения, эгалитаризма, которое реализует современное судопроизводство во всех странах.
Это говорит о том, что весы – символ конкурентного неравенства как формы справедливости, которая заключается в измерении права и ответственности, а значит заключения меры права и ответственности полностью заменена мечом – символом одностороннего упрощающего насилия. То есть в символе Фемиды весы становятся имитационным, ненужным атрибутом.
В этом суть. Это значит, что аллегория Правосудия – лишь иллюзия, призванная скрыть суть современного судопроизводства.
- небезобидные аллегории
Итак, расшифровка аллегории Слепой-женщины-с-мечом показала неслучайность и скрытое настоящее содержание судопроизводства. Создатели символа были совсем непростые люди, которые вводили в символы особую кодировку для посвящённых. Прочитал – понял, победил, не прочитал – не понял, проиграл.
Двойной стандарт налицо.
Но настают времена, когда прочтение символов перестаёт быть интересным, потому что конечная разница между выигравшим и проигравшим минимизируется, как это происходило в гражданскую войну, в которой участвовали и резали друг друга, как победители в судах, так и его жертвы. Наступает эпоха разоблачения символов, которая знаменует начало процесса формирования нового Концепта.
